«Закон о наказании населения психологической помощью»
Проект Закона «О психологической помощи» вызвал очень много эмоциональных и рациональных реакций, вызвал вопросы, идеи и предложения, которые мы обсудили на встрече «Законотворческие инициативы в области охраны психологического здоровья, психологической практики и психотерапии в РФ», организованной в рамках Методического семинара-клуба Альянса Помогающих Практик «ПроБоно», совместно с Институтом психотерапии и консультирования «Гармония».
8 февраля 2013 г. Санкт-Петербург.
Участница: Известно ли, кто является разработчиком и к кому мы могли бы обратиться? Что может являться результатом нашей встречи? Им могла бы стать формулировка наших предложений в адрес… [кого]?
…
Участник: Во многих проектах законов, и обсуждаемый нами – не исключение, заложена идея формирования реестра. Но критерии, по которым он формируется, очень ограничивают круг специалистов – в реестр с большей вероятностью попадут сотрудники кафедр и сотрудники государственных учреждений, которые и так уже прошли определенный фильтр при трудоустройстве. Клиенты же, выбирающие частных специалистов, уже проигнорировали возможности попасть на прием в официальной сети учреждений, можно предположить, что и специалистов из официального реестра они проигнорируют, следовательно, вряд ли его появление как-либо скажется на качестве психологической помощи на уровне отрасли, что заявлено как одна из целей.
Участница: …действительно в реестр более вероятно попасть психологам из госучреждений, в силу того, что там система так устроена, что специалист уже этот отбор прошел, но нельзя думать и предполагать, что все частнопрактикующие специалисты не имеют специального образования, и им сложнее будет попасть в этот реестр. Мне кажется, это не так. Если говорить о клиенте, он в любом случае найдет своего специалиста, в реестре он или нет – здесь играет роль качество услуги, рекомендации («сарафанное радио») и, как правило, клиент, когда идет к тому, кто рекомендован, он [специалист], как правило, имеет высшее психологическое образование, как правило, действительно он прекрасный специалист и имеет хорошую репутацию в области оказания психологической помощи. Но есть и народные целители, лекари, и часть клиентов именно к этим специалистам будут обращаться, и никакой реестр, никакой закон, никакой внешний акт никогда этого процесса не остановит.
Участница: Другими словами, не надо бояться реестра, который прописан в этом законе.
Участница: Ничего страшного от этого реестра нет. Вопрос в другом: какие процессы будут организованы вокруг этого реестра, например, я специалист с высшим образованием, я хочу быть в реестре, на каких условиях я туда могу попасть? Я подаю резюме и меня туда включают, или мне скажут: «вам нужно заплатить 10 тысяч, да еще ежегодно…», или 25 тысяч – вот что является предметом защиты. А то, что там требования сформулированы, что реестр появится – ничего страшного в этом нет.
Участник: Есть люди, которые нуждаются в психологической помощи и есть специалисты, которые ее оказывают. Если мы посмотрим на специалистов, то их подготовка (не образование, которое у них есть, а профессиональная идентичность, которая формируется в процессе специальной тренировки и определяет их профессионализм в оказании ими психологической помощи), может совсем не вписываться в то, что здесь обозначено, как «необходимое образование». Они могут не являться психологами с уровнем специалитета, они могут быть музыкальными работниками, и быть очень хорошими музыко-терапевтами; они могут быть людьми с искусствоведческим образованием и быть хорошими арт-терапевтами и так далее. У меня двойственная позиция по поводу того: нужен ли закон людям, нуждающимся в психологической помощи и специалистам. С одной стороны, его необходимость объясняют тем, что нужно защитить клиентов и упорядочить работу специалистов. Но если вчитаться в этот документ и попытаться отразить концепцию, в него заложенную, то понятно, что концепция этого закона – это контроль. Реализация такого закона сформирует процессы и создаст структуры, которые нужны для контроля над специалистами и, возможно, клиентами. Вот эта принципиальная вещь и она очень важна. И нужно что-то с этим сделать, чтобы этого не случилось.
Знахарей он не коснется – они будут работать по- прежнему, выступать по телевизору. Здесь перепутаны, смешаны профессия и образование. Нет ориентации на профессию. По закону самоорганизующиеся сообщества должны включать людей, которые имеют такое образование, а не такую профессиональную специализацию. Например, в Америке эти сообщества – по специализации: есть люди, которые занимаются семейным консультированием, есть люди, которые занимаются арт-терапией, есть люди, которые занимаются психологическим консультированием. Эти сообщества формируют критерии, которым должен соответствовать профессионал- практик. Эти критерии беруться из опыта клинической практики. а не из академических моделей (важность и полезность которых не отрицается). И тогда понятен путь, который нужно пройти человеку, чтобы стать специалистом.
Участник: Этот закон выглядит как такая детально разработанная схема поборов в виде узаконенной пирамиды. Поскольку предлагается узаконить структуру: СРО над СРО, над СРО, а сверху всех – верховное СРО, и детально разработанным является именно то, как обирать специалистов, как у них отнимать деньги. Совершенно вне разработки остается вопрос, что от этого будет с потребителем услуг? Что случится, если это все организуется? Вот например: есть Рязанская область, где в небольшом селе учитель местной средней школы руководит службой сопровождения замещающих семей – «Школой приемного родителя». И вот представьте себе небольшое село, где есть приемные семьи, и эта учительница… вот она проходит профессиональную переподготовку, ездит на семинары, вкладывает свои средства, ресурсы… Она никогда не сможет заниматься психологическим консультированием, потому что она не является психологом-магистром. Ей, собственно, и не надо быть психологом-магистром, и у нее нет такой мечты – она пошла в педагогический институт, ее интересует воспитание, она получила высшее образование в этой сфере, она – специалист, но ей нельзя будет этим заниматься. Потому, что перепутан вид деятельности с образованием.
Обычная школа, в которой есть социальный педагог, учитель, которая заинтересовалась психологией, ходила на семинары, прошла профессиональную переподготовку, и она не сможет заниматься – вот, например, к ней придет папа с мамой по поводу ребенка поговорить, а она скажет: «нет вот я не имею право – меня в реестр не внесли, в СРО не вошла».
Юнг не войдет в СРО, Фрейд не войдет в СРО, Ранк не войдет в СРО, он вообще был архитектором – он не то, что в СРО, его близко не подпустят к практике…
Такое впечатление, что закон разрабатывали люди, не имеющие никакого представления о том, как организована система психологической помощи у нас в стране… Такое впечатление создается, что потребитель ищет терапевтов по реестрам в интернете. Наш опыт показывает, что большинство, подавляющее большинство людей, которые к нам приходят – это то, что называется «сарафанное радио» (это при том, что мы существуем очень давно, самое длительно существующее психологическое учреждение в Санкт-Петербурге – это «Гармония», у нас огромный опыт частной практики) – это клиенты, у которых уже есть свои клиенты, которые рекомендуют нас своим клиентам, и так далее. Если кому-то из вас захочется пойти к зубному врачу, вы не пойдете в реестр стоматологов, вы будете искать, вы спросите: «У кого ты была? К кому ты ходила? Кто тебе лучше помог?» Так любой нормальный человек ищет того, кто окажет ему любую помощь - это же естественно.
Поэтому я не думаю, что организаторы этого документы являются очень наивными, они совсем не наивны. Этим документом решается одна задача, абсолютно очевидная – это сбор денег со специалистов… более того, «давайте их начнем контролировать». То, что должно быть свободным и независимым, давайте сделаем зависимым и несвободным.
Участник: Контроль для нашей профессии – это конец профессии. Такой контроль, который проистекает из этого закона. У меня был опыт работы в крупном медицинском учреждении и я помню, как это было. Главный врач, которая была замечательным организатором, но никаким специалистом, могла войти во время любой сессии, гипноза, например, и потом на совещании – вот Саша улыбается, это было с нами – сказать что «я вошла в кабинет, и никто – ни специалист, ни наши пациенты меня даже не поприветствовали». И это не смешно, она правильно все делала, потому что у нее была позиция - должность и ее позиция должна была определять профессиональные действия людей, которые непосредственно оказывали помощь. Она осуществляла контроль лечебного процесса. Так и будет. Это один момент. Второй момент, там, в комментариях на сайте «ПроБоно» [в он-лайн обсуждении] есть высказывания людей, которые разбираются в законах, они пишут о нюансах, которые мы даже не понимаем. Здесь заложены такие бомбы. Саша, ты говорил об учительнице. Её могут судить, если этот закон будет принят.
Участница: С точки зрения юридической части, данный Проект противоречит уже действующим Федеральным Законам. Например, в части переподготовки, у нас есть уже принятая соответствующими Федеральными Законами система постдипломного образования, в том числе такой статус, как профессиональная переподготовка, которая дает право заниматься психологическим консультированием в частности. А тут прописано, что психологическим консультированием может заниматься человек, имеющий высшее образование не ниже специалитета. В результате бакалавры все «вывалились», и профессиональная переподготовка, которая регулируется действующими федеральными законами, она тоже куда-то провалилась.
Участник: Хорошо, но если это художник, который работает в детской студии, заинтересовался ресурсами, которые рождает его деятельность, прошел соответствующую переподготовку – три года учился, ездил на семинары, и так далее, он не может, потому что он не педагог, не психолог. Танцетерапия – то же самое. Музыкотерапия – то же самое. Смотрите как интересно, терапия, или консультирование развивались исторически от каких-то очень узкобиологических дисциплин, медицины, в психологию и дальше – за ее пределы. Это тенденция в развитии профессии. Она открытая и развивающаяся, она включает в себя все то, что на нее резонирует. Этот закон пытается как будто, чтобы время вспять пошло, чтобы перестало происходить то, что происходит. Но в этом случае нужно запретить психологию тогда, я имею в виду психологию как практику, потому что психология как теория и психология как практика – это совсем не одно и то же, это в общем – разные вещи.
Участник: Мы можем не очень разбираться в правовых вопросах, поднимаемых здесь, но есть то, в чем мы точно можем быть уверены – в собственном опыте. В собственном опыте мы обнаруживаем: незащищенность клиента (то, что мы говорили про реестр – тоже про незащищенность: что им на самом деле нужно? чем им можно помочь в поиске специалиста?), и незащищенность специалиста (и в рамках этого закона, если он будет принят, и актуальную незащищенность).
Участник: Это даже не незащищенность, это угрозы – и для тех, кто хочет получить помощь, и для специалистов.
Участник: Угрозы только подчеркивают незащищенность. Это практика культурная, эта практика не идет от биологической науки или от гуманитарной науки, эта практика идет от определенной культуры, культуры сообществ – арт-терапевтических, телесноориентированных, семейных… и она включает в себя элементы, найденные в научных исследованиях, но не определяется ими. Эти сообщества формируют специалиста, он «растет» в этом сообществе, и так только и становится специалистом, не потому, что он получил диплом, а потому, что он эту практику перенял от учителей и в рамках сообщества, которое ее развивает.
Участница: У нас что, в каких-то сообществах психологов учат? У нас сообщества учат специализации. Я конечно не могу себя причислить к Отто Ранку, но я пришла в профессию из музыки. Я музыковед по образованию. И 20 лет я в профессии, и вроде все у меня в порядке. Был еще Гарольд Штерн, который был у меня супервизором. И я думаю, в какой-то степени моя профессиональная судьба повторяет то, что здесь сейчас обсуждается. Я получила госдиплом психолога, сдавая экстерном все эти экзамены, и очень довольна. Это был жуткий период, единственный период, когда я болела от переутомления. Но я знаю только одно – если надо, то я это получу. Вы хотите защищать клиентов? На надо их защищать, они сами себя защитят. Закон будет – это совершенно понятно, вопрос – какой? И я думаю, что нам очень важно защищать нас как специалистов. Защищать в плане профессиональной идентичности, в плане того, кем мы будем называться. Потому что психология и психотерапия не существует без имени. Пока не будет этого имени – или психолог, или психотерапевт – не может быть профессиональной идентичности. Ребенок будет существовать только тогда, когда он получит имя. И в этом смысле, мне кажется, очень важно думать, как к этому закону пристроиться. Я стараюсь быть адаптированной, именно потому, что я – творческий человек. И если этот закон будет, значит надо сориентироваться: какой будет закон, и как его использовать для того, чтобы быть, и помогать нашим пациентам. Мы будем говорить, что реестры не нужны… - неправда. Из-за того, что я во всех реестрах, которые нужны (ну да, я зануда, я боюсь), я себя чувствую очень уверенно. Ко мне идут по «сарафанному радио» - черт его знает, как они меня находят, но мы живем во времени информации и интернета, и пациент – умный, он не только по «сарафанному радио» пойдет, он через какое-то время пойдет и проверит по этому реестру. И эти реестры должны быть все «в порядке», потому что больше нет такого, что только «сарафанное радио»…
Закон – это имя, которое мы должны иметь. Психолог – это тот, кто получает образование. Люди, которые приходят ко мне на супервизию, приходят в профессию кто откуда. Молодой человек в Гильдии, который имеет артистическое образование, сейчас пошел учиться на психолога. Я ему говорила, что тренеру не обязательно, но кажется, он меня услышал, что «надо». Лишним не будет. Здесь есть кто-то, кто не имеет образования?
Участник: Я врач-психотерапевт, у меня нет психологического образования. Я видимо не смогу заниматься психологическим консультированием. Никогда в жизни. Страдать я от этого не буду, но я считаю это абсурдом. Более того, пожарный, обязан быть обученным кризисной интервенции. Во всяком случае, в развитых странах он этому обучен. Также он обучен дебрифингу. Потому что после пожара они должны проводить друг с другом дебрифинг. Это техники. Они должны быть обучены этим техникам. Если мы будем рассказывать друг другу, что для того, чтобы проводить дебрифинг, нужно иметь высшее образование, причем не ниже степени магистра, это неправда, потому, что дебрифинг – очень простая техника, ей можно научить полицейских и пожарных (если они имеют хоть какой-то интеллектуальный уровень, а я надеюсь, что МЧС отбирает достаточно квалифицированных сотрудников), для того, чтобы они могли (это, конечно, не психологическое консультирование) провести эту интервенцию.
Каким образом во всем мире существуют телефоны доверия? Я никогда не видел, а я много где был, чтобы на этих телефонах доверия, не в качестве супервизоров – я не о них говорю, и не в качестве координаторов, а в качестве тех людей, которые собственно работают на телефонах…, чтобы это делали психологи-магистры. Это делают студенты старших курсов и домохозяйки, которые прошли специальные курсы, потому что это волонтерская практика, волонтерское движение… В Англии, в Соединенных Штатах… те люди, которые готовят волонтеров, они действительно… кстати, не обязательно психологи, а социальные работники. Те люди, с которыми я знаком [за рубежом], а это десятки, я даже не могу сказать, сколько их – психотерапевтов, очень многие из них – социальные работники. Они имеют разную степень – магистра, доктора, но они – социальные работники, они не психологи, они никогда не говорят, что они психологи. Вот это очень важно, чтобы был закон, который бы защищал психолога, от того, чтобы никто другой себя психологом не называл. Я не называю себя психологом – я на это не претендую. Очень важно, чтобы на специальность, на профессию никто не претендовал. Но на вид деятельности… Каким образом можно ограничить психологическое консультирование только психологами? Почему этим не могут заниматься социальные работники? Почему этим должен заниматься – консультированием, кризисной интервенцией, помощью в экстренных случаях – только психолог-магистр? Я врач, но я кое-что знаю из психологии, и мне для этого не нужно психологическое образование. Я шел другим путем. Я не защищаю сейчас людей, у которых нет психологического образования, я вообще смотрю сейчас на вещи под немного другим углом. Если бы это был закон про психологов, я бы сказал: «дорогие друзья, рад вас всех видеть» и ушел бы, потому что я не психолог. Но беда в том, что это не закон о психологах, это закон… – у нас однажды главный врач, когда я работал в наркологии, оговорился и сказал «закон о наказании населения психологической помощью» – это закон о наказании людей детально разработанной системой поборов.
Участник: Для меня показательно, что четыре [проекта] закона появились фактически в одно время. Это сигнал, что ситуация назрела. Я прочитал «Закон о психотерапии» и «Закон о психологической помощи»… Я психотерапевт, и меня больше интересует закон о психотерапии, но, поскольку я сейчас получаю психологическое образование, закон о психологической помощи меня также интересует. Первое, что мне понравилось [в проекте закона о психотерапии]: «психотерапия – медико-психологическая специальность». Я бы расширил еще: «медико-психологически-социальная». Это говорит о том, какие специалисты, с какой первичной подготовкой имеют право заниматься психотерапией. Еще мне понравилось, что психотерапия теперь выводится в отдельную ВАКовскую специальность, то есть можно будет защищать диссертации по психотерапии. Помощь психотерапевтическая разделяется на первичную и специализированную. Это мне тоже понравилось – первичная только из государственного сектора финансируется и ее может осуществлять более широкий круг лиц в кризисных ситуациях. То, что понравилось по реестрам: я абсолютно уверен, что они нужны, и прежде всего для того, чтобы защитить клиентов, особенно клиентов в регионах, потому, что мы тут в Санкт-Петербурге сидим и вроде бы у нас все хорошо, а там, в регионах – неизвестно что происходит, какие специалисты работают. Я знаю тех, кто берет за консультации в 4 раза больше меня, но работает… – в реестр такие «специалисты» точно не попадут. Реестр также [нужен] для молодых специалистов, у которых еще не работает «сарафанное радио», нет репутации, и реестр может помочь им защитить себя. Мне понравилось в законе «О психотерапии» методы и технологии делятся на доказанные, апробированные, и авторские. И человек, который осуществляет авторскую технологию обязан проинформировать клиента, что он делает авторскую технологию и результат не гарантирован. Вводится понятие «стандарт», так же как стандарт вводится в законе «О психологической помощи». Мне понравилось, что для реализации этого закона [«О психотерапии»] не требуется какая-то дополнительная структура исполнительной власти, все это может быть реализовано в рамках Минздрава в его нынешнем виде.
Что не понравилось в законе «О психологической помощи», везде звучит фраза «необходимость создания отдельного уполномоченного исполнительного органа», мне кажется, государство на это никогда не пойдет, на дополнительное финансирование, не будет этим заниматься.
Участница: Сейчас у нас есть три ветви: социальная защита, образование и здравоохранение, а психологию – непонятно куда «пришить», это означает, что появится у нас в Санкт-Петербурге должность «Главный Психолог», у нас же есть «Главный Психотерапевт» в городе.
Участник: Или «Комитет по оказанию психологической помощи». Обязательно появится. Что же им деньги не нужны, что ли?
Участник: Я о том, что государству намного легче сделать структуру в уже существующем министерстве, просто как ведомство дополнительное, отдел психологии, чем создавать отдельное подразделение [министерство].
Участница: В каком бы регионе мы не работали, везде эти ведомства – на Северном Кавказе, в Питере – везде они очень не дружат. И здравоохранение, и образование, и соцзащита – каждый король в своем королевстве. И я нигде не встречала, чтобы во имя психологической помощи все было консолидировано и только на взаимное развитие… Даже Беслан, мы там четыре года работали, только эта трагедия, через год объединила эти три ведомства в части оказания психологической помощи.
Участник: Понятны эти ограничения. Мне понравилось, что клинические психологи получают доступ к ведению психотерапии, мне кажется, что психотерапия этим обогащается значительно.
Переходя к «Закону о психологической помощи», понравилась детальность, то, что там расписано количество консультаций, длительность консультаций, таких деталей нет в «Законе о психотерапии». Понравилось, что понятие «стандарт» также вводится, реестр, мне кажется, его не нужно бояться. Будут люди, которые не войдут в реестр, будет мотивация поучиться.
По прогнозам… точно думаю, что четыре закона не будут приняты, будет принят один закон, ни один из выше представленных, но мне кажется, на данный момент больше шансов имеет «Закон о психотерапии», во-первых, потому что государству не нужно будет создавать никаких подразделений, во-вторых, потому что я вижу людей, которые стоят за этим законом и лоббируют его – В. Макаров, М. Решетников и Р. Назыров.
Участница: Понятно, что какой-то контроль конечно нужен. Но в этом законе бюрократической системой подменяется профессиональная. На Западе есть контроль, но он происходит через Ассоциации, я могу быть членом разных Ассоциаций. У всех у них есть реестры. А что делать то? Что поправить в этом законе? Нечего поправлять... Его должны написать заново другие люди. Я не понимаю, как по-другому действовать. Он в этом виде с другой позиции написан.
Участник: Мне кажется писать другой закон нужно. Взять все лучшее из всех законов…
Участница: Его написали другие люди, не практики, может быть даже и юристы, может быть даже и психологи, только академические психологи, пусть они себе и пишут закон.
Участница: Все-таки это разные законы. Вот этот закон «О психотерапии», я его тоже читала – стать психотерапевтом, оказывается гораздо проще, чем стать психологом, мне, например, с образованием клинического психолога, но для меня это все-таки разные законы, и целевая аудитория – специалисты – разные. Имеет смысл понимать, что мы будем делать? Мы будем переписывать его, или как-то править его, с нуля, или предлагать изменять?
Участница: Мне кажется, что мы тут обсуждаем детали: «реестра не надо бояться, вот этого не надо бояться»… если мы все становимся вот под эту пирамиду, то там могут происходить уже такие вещи – взял власть, все, делай, что хочешь, как Хосни Мубарак.
Участница: Представим, что мы начали писать [Проект Закона «О психологической помощи] с нуля. Я хочу понять, если ли преставление концептуальное, вот если не эта позиция, если не эта идея, лежащая в основе, а как бы это могло быть устроено, чтобы закон был хороший, какая идея должна лежать в основе.
Участница: То, что Марк сказал – профессиональная идея. Исходя из профессиональных позиций, но не профессии психолога, а исходя из деятельности разных специалисто в области психологической помощи. Вот отсюда должен идти этот закон, а не из академической психологии, которая совершенно про другое.
Участник: Точно считаю, что нужно начать разрабатывать новый закон. Поскольку тут аудитория больше психологически ориентированная, на Закон «О психологической помощи», предлагаю название нового Закона6 «О психическом здоровье, о психотерапевтической и психологической помощи населению Российской Федерации». Закон, объединяющий все области знания, начиная от клинической психотерапии, и заканчивая специальными формами помощи.
Участник: Я бы все-таки предложил отойти на шаг назад, к той части дискуссии, где мы говорили о том, какой закон нужен, к концептуальному пониманию, что нужно. Потому, что название можно придумать, можно написать еще десять законов, и это будет происходить, потому что у нас отрасль развивается, число специалистов растет, социальный спрос растет, потребители понимают, что это возможно, начинают обращаться за помощью, формируется культура оказания и получения этой помощи. Здесь неизбежно возникнет ситуация, когда потребуется регуляция, ситуация централизации или децентрализации, когда много сообществ со своими реестрами, возникнут нормативы, законодательные или не законодательные. Вопрос в том, «что в этой ситуации нужно регулировать?», он – ключевой на сегодня.
Участница: Могу честно сказать, закон воспринимаю, как угрозу своей деятельности, и с кем бы я ни говорила, я не встречала другой реакции. Я очень согласна про пирамиду, и в [он-лайн] дискуссиях отвлекаются на стандарты, на реестры, можно бесконечно эту пену сбивать, а угроза – вот она. И мы теперь что? Будем как-то пытаться помешать тому, чтобы этот закон вышел? Какое-то «мяу» свое сказать? Или будем придумывать какой-то новый закон, какие-то хорошие вещи обсуждать? У нас времени – мало! Задача-то какая?
Участница: Еще очень важно понять, я считаю, кому мы будем это свое «мяу» говорить? Вот [сформулируем] напишем, и что дальше-то с этим делать?
Участник: Даже если мы напишем – куда?
Участница: А закон примут и мы будем жить по нему…
Участница: Очень важно иметь позицию и понимать… ясность мысли и ясность… я понимаю, что это хаотично. Но мы и живем в мире хаоса – в психологии и психотерапии, но иметь собственную позицию, пусть даже полемичную, возможно. На Конгрессе ППЛ обсуждался Закон «О психотерапии», выступал Решетников и сказал, что на то, чтобы это было внедрено и чтобы профессия психотерапевта появилась, …пройдет еще 30 лет. Что будет – непонятно.
Участник: Я бы предлагал психологически-ориентированному сообществу искать контактов с людьми, разрабатывающими Закон «О психотерапии» и действовать с ними совместно. Я буду призывать товарищей из психотерапевтической тусовки, разрабатывающей Закон «О психотерапии», искать контактов с психологами и не забыть в Законе о психологах. Потому что два закона не будет принято, будет принят один закон, и это будет скорее всего «Закон о психотерапии».
Участница: Как раз в области психотерапии гораздо больше уже всего определено и узаконено. Еще с 1994 года первый закон – кто такой психотерапевт и чем он занимается. Так вот, сколько уже лет лицензируются психотерапевтические услуги. До 2010 года в сам процесс лицензирования всегда включались психологи. Анализировался кадровый состав, включая психологов и лицензия выдавалась, включая психологов. В 2010 году весь вот этот официальный процесс – лицензирования, сертификации – все психологи были исключены. Во внимание берутся только психотерапевты и только психотерапевтические услуги. А психологическое сообщество, если не ошибаюсь, на протяжении многих уже десятилетий старается создать нечто свое, чтобы регулировать психологические услуги. И вот некая такая необъявленная конкуренция между психотерапевтическим сообществом и психологическим всегда существует, именно в части регулирования деятельности.
Участник: Она существует, но она искусственная.
Участник: Мы говорим сейчас о политических процессах, а есть некая реальность, статистическая – на том же Конгрессе озвучивались цифры: у нас в стране примерно 3,5 тысячи психотерапевтов, 16 тысяч психиатров, и по разным данным от 24 до 40 тысяч психологов – дипломированных, практикующих «по головам» не посчитал никто. Я могу продолжить эту линейку: по сведениям, которые ранее были, на данном Конгрессе я их не слышал, на эти 40 тысяч психологов приходится где-то около 400 тысяч тренеров, прочих т.н. «популярных психологов», и на порядок больше «целителей», которыми все так нас пугают. И что мы имеем. Закон о психотерапии будет так или иначе ориентирован на ведомства, и они будут соблюдать свои интересы – интересы этих 3,5 тысяч и их политического руководства. Что будет, если мы начнем регулировать психологов, у которых ведомства нет? Здесь варианта два: либо от этих 40 тысяч останется тысяч 5 условно легитимных, либо мы создадим такие открытые ворота, для тех 400 тысяч. Есть секты «личностного роста», построенные на рекламе «[тренингов] личностного роста», а по сути обладающие многоуровневой структурой, системой вербовки и так далее, которые могут захотеть легализоваться. И они смогут это сделать и более того, могут обязать нас через СРО проходить у них обучение. Их просто больше, им просто легче это провернуть.
Это одна реальность, а вторая реальность – данные исследования 2012 года частной психологической практики, в котором участвовали психотерапевты, занимающиеся неклинической, нефармакологической – разговорной практикой. Интересные очень показатели – мы говорим о ведомственном разделении по отраслям, по видам дельности, все это в природе существует, но 80% практикующих психологов, участвовавших в исследовании, сотрудничают со специалистам смежных специальностей – психиатр, психотерапевт, невролог, нарколог, логопед, сексолог… с другими коллегами – психологами, специализирующимися на консультировании в какой-то соседней области. Уровень сотрудничества представляете себе? Сколько бы ведомства не разделялись, в реальной практике специалист вынужден формировать круг этих смежных специалистов и с ними сотрудничать.
Другая цифра: только 10% специалистов указали, что обеспечивают полученным доходом свои затраты – на жизнь, обучение, развитие, повышение квалификации. Это их основной источник дохода и он их удовлетворяет. Я считаю, что это завышенный процент – ответили на вопросы анкеты самые мотивированные. И еще одна цифра: 37% указали, что оформили свою практику официально. Если что-то и регулировать, так нужно регулировать вот это. Как ни радикально звучит мнение Д.Хломова [«Частную психологическую практику надо законодательно освободить от любого государственного надзора и налогов. Это деятельность очень поддерживающая стабильность и спокойное развитие общества. Эта деятельность обучает людей задумываться о своей жизни и жизни других людей. Польза для государства этой деятельности очевидна. Облагать ее налогами - неразумно, скорее можно доплачивать людям, которые работают в этой области»], оно в общем – оправдано. Доплачивать надо, на самом деле. Не за образованием следить и за взаимодействием в рамках комплексной бригады – со смежниками: 98% практикующих специалистов [ответивших на вопросы анкеты], используют в своей работе ресурсы профессиональной поддержки – это супервизии, личная терапия, программы повышения квалификации, семинары, чтение профессиональной литературы и периодики. И около 50% практикующих специалистов состоят в общественных профильных организациях, каких-то ассоциациях, которые соответствуют их направлению работы. Так вот эти реестры – они фактически существуют, взаимодействие фактически существует, эта забота о своей квалификации очень высокая у практикующего специалиста – он вынужден заботиться об этом. А вот то, что специалист все равно ощущает себя нелегально, по ОКВЭД он регистрируется по «прочим услугам», наряду со спиритами, и услугами кортежа, сопровождения и службы знакомств, причем он там не идентифицирован отдельно. Если говорить об имени – «должно быть имя», оно должно быть скорее там [в классификаторе видов деятельности]. Если что-то регулировать, так поддерживать эту легальность, чтобы специалист мог практиковать официально и называться при этом адекватно.
Участник: У нас подходит к концу время нашей встречи, как мы могли бы завершить ее?
Участница: Какую-то позицию мы можем выработать? Например уже сейчас понятно, что закон [«О психологической помощи»] не может быть принят в том виде в котором есть. Может быть нам правда, какое-то протестное письмо, чтобы это предотвратить…
Участник: Кому его писать и кому посылать? Что мы можем сделать, это выложить в интернете какую-то информацию о сегодняшней встрече, основные моменты отразить…